Что бы с вами ни случилось - ничего не принимайте близко к сердцу. Немногое на свете долго бывает важным (Гл. I).
Но кем бы ты ни был - поэтом, полубогом или идиотом, все равно, - каждые
несколько часов ты должен спускаться с неба на землю, чтобы помочиться. От
этого не уйти. Ирония природы. Романтическая радуга над рефлексами желез,
над пищеварительным урчанием (Гл. II).
Свободен лишь тот, кто утратил все, ради чего стоит жить (Гл. III).
Париж - единственный в мире город, где можно отлично проводить время, ничем по существу не занимаясь (Гл. IV).
Равик смотрел в окно. О чем еще думать? У него уже почти ничего не
осталось. Он жил, и этого было достаточно. Он жил в неустойчивую эпоху. К чему пытаться что-то строить, если вскоре все неминуемо рухнет? Уж лучше плыть по течению, не растрачивая сил, ведь они - единственное, что невозможно восстановить. Выстоять! Продержаться до тех пор, пока снова не появится цель. И чем меньше истратишь сил, тем лучше, - пусть они останутся про запас. В век, когда все рушится, вновь и вновь, с муравьиным упорством строить солидную жизнь? Он знал, сколько людей терпело крах на этом пути. Это было трогательно, героично, смешно... и бесполезно. Только подрывало
силы. Невозможно удержать лавину, катящуюся с гор. И всякий, кто попытается это сделать, будет раздавлен ею. Лучше переждать, а потом откапывать заживо погребенных. В дальний поход бери легкую поклажу. При бегстве тоже... (Гл. IV)
Почему набожные люди так нетерпимы? Самый легкий характер у циников, самый невыносимый - у идеалистов. Не наталкивает ли это вас на размышления? (Гл. VI)
Дешево только то, что носишь без чувства уверенности в себе (Гл. VIII).
Если выберусь отсюда, поеду в Италию. В Фьезоле. Там у меня тихий
старый дом с садом. Хочу пожить там немного. Теперь в Фьезоле еще, пожалуй, прохладно. Бледное весеннее солнце. В полдень на южной стене дома появляются первые ящерицы. Вечером из Флоренции доносится перезвон колоколов. А ночью сквозь кипарисы видны луна и звезды. В доме есть книги и большой камин. Перед ним деревянные скамьи, можно посидеть у огонька. В камине специальный держатель для стакана, чтобы подогревать вино. И совсем нет людей. Только двое стариков, муж и жена. Следят за порядком (Гл. XI).
Любить - это когда хочешь с кем-то состариться (Гл. XI).
Давай-ка посидим, полюбуемся красивейшей в мире улицей, восславим этот мягкий вечер и хладнокровно плюнем отчаянию в морду (Гл. XII).
Длинные, нескончаемые ряды домов, протянувшиеся вдоль бесконечных улиц; ряд окон, а за ними - целые пачки человеческих судеб... (Гл. XII).
Нет. Мы не умираем. Умирает время. Проклятое время. Оно умирает
непрерывно. А мы живем. Мы неизменно живем. Когда ты просыпаешься, на дворе весна, когда засыпаешь - осень, а между ними тысячу раз мелькают зима и лето, и, если мы любим друг друга, мы вечны и бессмертны, как биение сердца, или дождь, или ветер, - и это очень много. Мы выгадываем дни, любимая моя, и теряем годы! Но кому какое дело, кого это тревожит? Мгновение радости - вот жизнь! Лишь оно ближе всего к вечности. Твои глаза мерцают, звездная пыль струится сквозь бесконечность, боги дряхлеют, но твои губы юны. Между нами трепещет загадка - Ты и Я, Зов и Отклик, рожденные вечерними сумерками, восторгами всех, кто любил... Это как сон лозы, перебродивший в бурю золотого хмеля... Крики исступленной страсти... Они доносятся из самых
стародавних времен... Бесконечный путь ведет от амебы к Руфи, и Эсфири, и Елене, и Аспазии, к голубым Мадоннам придорожных часовен, от рептилий и животных - к тебе и ко мне... (Гл. XII).
Author: Erich Maria Remarque
