Мне показалось, будто она проверяет себя каким-то глубоким психическим катетером.
Anne FineЯ запрыгнул к ней и пристроился рядышком.
- О-о-о-ой, Таффи! Какой ты милый, нежный мурмурчик.
Я стерпел. Мало того, издал нечто вроде мурлыканья, которое едва не встало у меня поперек глотки.
И вдруг он сменил тактику.
- Ну же, - вкрадчиво заворковал он. – Разбей ее, сделай мне приятное. Пожалуйста. Милый котик. Милый, милый котик.
Да как он посмел! Нет, вы представьте! Пять лет мы прожили с ним под одной крышей, и после всего он называет меня «милым».
Это оскорбление.
Она это сделала, представляете? Ну что за тетка! Умудрилась оживить эту груду металла, которую они паркуют перед нашим домом. И покатила на первое занятие, помахав из окна на прощание.
И вернулась с моим портретом.
Я смотрел на это дело с теплого места на стене, где я часто и о многом размышляю.
— Очаровательно! - проворковала дежурившая на парковке тетя-полицейский, когда мамочка Элли выдирала большой холст из цепкой хватки задней дверцы машины. — Тигр в натуральном виде.
— Батюшки! - воскликнула из-за забора миссис Харрис, пока портрет несли к дому. — Мне нравится. Это что, постер к новому фильму ужасов?
— Восторг, — сказал папа Элли. — Очень точно поймано выражение морды.
Элли промолчала. Если честно, думаю, она немного испугалась картины.
Потом мать Элли стала размышлять, куда бы ее пристроить. (Надо было меня спросить. Я бы ей сказал задушевно: «Может, сразу на помойку?»)
И вообще, я не нарочно. Всего-то навсего протянул свою симпатичную лапочку и погладил картину – дружески. Ну, скажем, ради того, чтобы как-то с ней примириться. А один коготок возьми да зацепись за холст. И что, вы станете вменять это мне в вину?
Застрял он там.
Никто не посмеет корить меня за попытку освободить лапу. Да, не одну, а несколько попыток. Сколько? Э-э-э… много.
Вынужден признать, что в результате картина потеряла товарный вид. Потеряла вообще всякий вид. Никакой картины практически не осталось. Зато мне стало гор-р-раздо легче на душе.
И тут он совершил большую ошибку.
- Правильно, - сказал он. – Хороший мальчик.
«Хороший мальчик»? За кого он меня принимает? За глупую псину?
Я холодно, очень холодно посмотрел на него и мигнул. Если бы не половая тряпка вместо мозгов, он бы понял, что это означает. А именно:
«Извините. Кто из нас двоих похож на дрессированную собачку? Я, что ли, когда-нибудь тебя слушался? Нет, никогда. Приходил, когда ты меня зовешь? Нет, я хожу куда сам пожелаю. Я – кот.
Уж кто здесь отменно выдрессирован – так это ты. Когда я проголодаюсь, мне стоит лишь покрутиться у тебя в ногах (ну давай, споткнись и хряпнись на пол) – и ты открываешь банку. Когда хочу погулять, я становлюсь у выхода и вою, будто меня сейчас стошнит, и ты уже тут как тут, открываешь дверь.
Ну и кто из нас должен говорить: «Хороший мальчик»?
Миссис Умелые Ручки вернулась домой с тремя уродливыми, бесформенными комками сухой грязи.
(Я не шучу. Комья высохшей грязи, полые внутри. Цвета детской неожиданности).
Не собираюсь сгорать от стыда и придумывать себе оправдания. Я был в те времена пушистым комочком. Я был котенком. Котята все милашки.
Anne FineСперва он подлизывался и упрашивал. Ну, как-как. Примерно так: «Славный котик. Добрый котик. Не окажешь ли мне одну небольшую услугу?»
(Как говорила моя бабка: «Передай, пожалуйста, бумажный пакет, Эллис! Меня сейчас стошнит»).
Ха-ха. Я немало времени провел на этой кровати. Но я-то могу свернуться клубком. А будь я такой тощий и длинный, как папочка, я бы на ней глаз не сомкнул. Эта старая пружинная кровать – настоящий Город кочек.
Он тоже об этом знал. И выходя, одарил меня злобным взглядом. Я же важно прошел мимо, всем своим видом говоря: будешь знать, как пренебрегать днем рождения любимого котика.
Призраки в шкафу и комковатое ложе. Вот что ты получаешь. И поделом.
« erste vorherige
Seite 2 von 3.
nächste letzte »
Data privacy
Imprint
Contact
Diese Website verwendet Cookies, um Ihnen die bestmögliche Funktionalität bieten zu können.