I have not let myself be stultified by science, whose highest goal is to furnish a `waiting room', which it would be best to tear down.
Gustav MeyrinkA brief rustling that broke off short, as if startled at itself, then deadly silence, that agonising, watchful hush, fraught with its own betrayal, that stretched each minute to an excruciating eternity.
Gustav MeyrinkLa mia immagine stava sulla soglia. Il mio doppio. In un mantello bianco. Una corona sulla testa. Per un breve istante. Quindi guizzarono le fiamme attraverso il legno della porta, e una calda nuvola di denso fumo soffocante invase la stanza”.
Gustav MeyrinkNothing essential happens through death, only through birth and that is the whole trouble - But shouldn't we be speaking of something more important than life and death?
Gustav Meyrink[...] verzeihen Sie, daß ich so furchtbar gescheit daherrede, aber wenn man an der Universität ist, kommt einem eine Menge vertrottelter Bücher unter die Hände; unwillkürlich verfällt man dann in eine deppenhafte Ausdrucksweise.
Gustav MeyrinkLas causas no podemos reconocerlas nunca, todo lo que percibimos son los efectos. Lo que identificamos como causa en realidad no es más que un… presagio. Si suelto este lápiz, se caerá al suelo. Que el hecho de soltarlo constituya la causa de la caída puede creerlo un estudiante, pero yo no. Soltarlo es sencillamente el presagio infalible de la caída.
Gustav MeyrinkПризраки, гигантские, бесформенные, свидетельствующие о себе разве что смертью, голодом и разрухой - невидимые участники тайных заседаний, алчной сворой теснящиеся вокруг крытых зеленым сукном столов, за которыми циничные честолюбивые старцы решают судьбы мира, они собрали свой страшный многомиллионный урожай и до поры до времени впали в спячку; но сейчас проснулся самый страшный из всех фантомов - уже давно тлетворный дух загнивающей культуры щекотал его ноздри, - и поднял из бездны личину Медузы, и рассмеялся в лицо одураченному человечеству, ибо то, что люди принимали за прогресс, ради чего мучились, страдали и приносили неисчислимые жертвы, оказалось огромным пыточным колесом, которое эти слепцы вращали в безумной надежде снискать для грядущих поколений свободу и которое они теперь, несмотря на все свои "знания", на веки вечные обречены приводить в движение.
Gustav MeyrinkВокруг сидели те, к кому мещане всех стран спокон веку питают врожденную ненависть, подобно тому, как кривоногая деревенская дворняжка ненавидит статного породистого пса, - кто всегда остается загадкой для широких масс, предметом их всегдашнего презрения и одновременно черной мучительной зависти, - кто может и глазом не моргнув искупаться в крови и упасть в обморок при звуке вилки, царапающей по тарелке, - кто от одного лишь косого взгляда хватается за пистолет и невозмутимо усмехается, когда его ловят на нечистой игре, - кто каждый день изобретает какой-нибудь новый порок, от которого у добропорядочного бюргера волосы встают дыбом, и предпочитает три дня изнывать от жажды, чем выпить из чужого стакана, - кто верит во Всевышнего всем своим существом и тем не менее отпадает от Бога, считая Его неинтересным, - кого просвещенные простолюдины называют "надменными пустышками", с тупой самоуверенностью принимая за внешний лоск то, что в действительности, выпестованное многими поколениями предков, стало истинной сутью этих качественно иных существ, которые уже не являются ни "полными", ни "пустыми", - создания, у которых больше нет души, и, стало быть, понятие "отвратительный" к ним неприменимо, оно для толпы, которая изначально отвращена, ибо никогда не имела души, - аристократы, готовые скорее умереть, чем просить пощады, они, движимые безошибочным инстинктом крови, под любым обличьем угадывают плебс, ставя его ниже животного, и первые беспрекословно склоняются пред самым низким подонком, когда тот по воле изменчивого случая вдруг оказывается на троне, - сильные мира сего, они становятся беспомощней ребенка, стоит только слегка нахмуритсья судьбе, - беспощадные орудия Сатаны, она одновременно его любимые игрушки...
Gustav MeyrinkВоистину, труднее смертному вечную улыбку обрящить, нежели, перерыв несметное множество могил, сыскать череп, коий носил на плечах в своей прежней жизни..
Gustav Meyrink- С тех пор как Луна, бледная странница, кружит по небосклону, - продолжал иудей, - пребываю я в мире сем. Мне суждено было узреть первых людишек - подобные обезьянам, они приходили из древа и уходили во древо, из колыбели во гроб. И по сей день люди как обезьяны, и в руках у них по-прежнему топор. потухший взор их обращен вниз, в бесконечность, коя сокрыта в малом, - там, в непроглядной бездне, тщатся они дно обрящить. Итак, познали они, что в чреве самого ничтожного червя обитают миллионы крошечных существ, а в тех в свой черед - миллиарды еще более крошечных, однако всё еще невдомек пытливым исследователям, что эдак им конца во веки веком не сыскать. И хотя взору моему отверсты обе бездны, и верхняя и нижняя, да и слезы свои я давным-давно повыплакал, но, все едино, смеяться так и не научился...
Gustav MeyrinkSeite 1 von 3.
nächste letzte »
Data privacy
Imprint
Contact
Diese Website verwendet Cookies, um Ihnen die bestmögliche Funktionalität bieten zu können.